Торговцы [=Торгаши] - Жоэль Помра

Но на Норсилоре действительно

произошел взрыв.

Большой цех,

находящийся по соседству с цехом, в котором я, кстати говоря, должна была

работать

в то утро,

взорвался

по неизвестным еще причинам.

Взрослый сын моей подруги, конечно, видел погибших, много погибших.

Какой ужас!

Именно в тот день, когда я впервые не смогла

пойти на работу.

Это был день, когда

меня выписали из больницы,

где еще продолжали находиться несколько десятков людей, пострадавших от взрыва.

Я чувствовала себя очень виноватой.

Как объяснить, почему я не смогла прийти на работу в то утро?

После случившейся катастрофы мы все чувствовали себя подавлено,

и, разумеется, оказались не у дел.

С нами была та женщина

которая, по словам моей подруги, внешне напоминала ее сестру.

Та самая женщина, которая не работала и которая жила в очень красивой квартире.

Я повторяю, лично мне эта сходство не бросалось в глаза.

Родственник семьи моей подруги, победивший на выборах,

предложил нам собраться, чтобы рассказать нам новости о ситуации на предприятии, которые он раздобыл в высших сферах.

Родственник моей подруги имел крайне озадаченный вид.

Ему с трудом давались слова,

ему, обычно такому разговорчивому.

Он объяснил нам,

что за происшедшей катастрофой

может последовать еще большая.

Он не был уверен, сказал он, что наше предприятие сможет вновь открыться

когда-нибудь,

нет,

не уверен.

Случилось так, что некоторые вышестоящие персоны,

не знающие толком жизни,

постановили,

что наше предприятие стало опасным…

Так случилось, что другие индивидуумы, настроенные еще более сурово,

обвинили это предприятие

в том, что оно изготавливает подозрительные вещества,

как например

вещества, используемые для производства

жестокого

и радикального оружия.

Извините, конечно, но

это такая ложь!

Не мы же в конце концов придумали войну,

жестокость, зло.

Мы же не несли ответственность за то, как использовался наш материал.

(Наша продукция опасна, это правда.

Она может убить, это правда,

да к тому же еще и самым жутким образом,

но не надо, однако, забывать, что именно она позволяла нам зарабатывать себе на жизнь.

Сегодня она убила восемьдесят человек,

но и накормила двадцать тысяч.

Вот что говорил родственник моей подруги.)

Мы были потрясены.

Мы никогда не представляли себе, что наше предприятие может окончательно закрыться.

Родственник моей подруги

сказал, что он будет бороться.

Он призвал нас собрать все силы.

Это была борьба за жизнь.

Чтобы спасти нашу жизнь,

спасти нашу работу.

В какой-то момент я сказала, что никогда не смогу представить себе жизнь без работы

и расплакалась.

Родственник моей подруги утешил меня.

Он сказал, что работа нужна всем,

всем людям нужна работа

как воздух, чтобы дышать.

Потому что если отнять у человека работу, это то же самое, что лишить его воздуха.

Для чего нам наше время, сказал он, если оно не занято главным образом работой?

Наше время без работы — ничто, оно нам вообще не к чему.

Мы это хорошо понимаем тогда, когда перестаем работать.

Мы начинаем грустить.

Нам становиться скучно.

И мы заболеваем.

Да.

Работа — это право, но это еще и

потребность

всех людей.

Это то

чем мы торгуем,

все мы.

Потому что этим мы живем.

Мы подобны продавцам,

торговцам.

Мы продаем нашу работу.

Мы продаем наше время.

Самое ценное, что у нас есть.

Время нашей жизни. Нашей жизни.

Мы — торговцы нашей жизнью.

Вот что прекрасно,

благородно и заслуживает уважения,

это и позволяет нам

смотреть на себя в зеркало

с гордостью…

Снова на лицах появились улыбки.

Тогда

женщина, о роде деятельности которой мы не знали,

встала,

и объявила, что очень рассчитывает присоединиться к нам.

Она, конечно, не работала на Норсилоре,

но чувствовала глубокую солидарность с нами, сказала она.

У нее тоже

была работа,

и поэтому

она чувствовала себя близкой к нам по духу.

Нам всем очень хотелось спросить у нее, что именно она называла своей работой.

Последние восемь лет она занималась проституцией, сказала она нам.

Она временно продавала части своего тела в обмен на деньги и, разумеется, считала, сказала она, этот род деятельности самой что ни есть обыкновенной работой.

Она не продавала свою душу, уверяла она нас, она всего лищь сдавала напрокат отдельные части своего тела.

Она рассмеялась

Это была самая обыкновенная торговля.

Она временно обменивала части своего тела на зарплату.

Она, разумеется, не чувствовала себя более порочной или какой-то одержимой сексом

по сравнению с остальными людьми в среднем,

нет,

она чувствовала себя по-настоящему нормальным человеком, который выполнял самую обыкновенную работу,

вот и все.

Ей, действительно, стало легче оттого, что она смогла обсудить с нами эти вопросы

и теперь может жить со своей обыкновенной работой, ничего не скрывая.

Кто-то сказал:

Как Вы смеете говорить подобное?

В каком смысле? — спросила она.

Эта женщина хотела спровоцировать нас или же насмеяться

над теми людьми, которые погибли при взрыве.

Как могла она сравнивать?

Взрослый сын моей подруги

наконец смог найти слова чтобы выразить то, что чувствовали все вокруг,

и сказал ей,

что ей здесь, действительно, не место.

Почему? — спросила женщина.

Потому, — ответил ей так называемый взрослый сын моей подруги.

Женщина не хотела уходить.

Она не понимала, почему ей,

наравне с остальными,

не найдется места

здесь,

среди нас,

на этом собрании…

К счастью,

в конце концов она все-таки сдалась.

Но собрание все-таки закончилось на немного необычной ноте.

С того дня, как мы узнали о вероятности полного закрытия нашего предприятия,

мы

погрузились

в глубокое отчаяние.

Но, на удивление,

моя подруга

переживала

больше всех.

Изредка, когда она соглашалась высказаться,

она говорила, что не может вынести саму мысль о закрытии нашего предприятия.

Ее страдание было невыносимым,

несмотря на участие

окружающих.

Нам, разумеется, ее реакция казалась тем более странной, ведь она не работала на Норсилоре.

На протяжении всего этого длительного периода

моя подруга напрочь забыла о тех реальностях жизни, которые ее окружали, и которые, тем не менее, касались ее гораздо больше, чем эта катастрофа.

В скором времени ее должны были выселить из квартиры.

Молодая женщина, которую все считали стеснительной, принялась навещать ее

все чаще и чаще.

Она говорила, что более чем когда-либо хочет ей помочь,

дать ей что-нибудь.

Но моя подруга отказывалась,

так как она говорила, что не понимала, с какой стати этой молодой женщине так хотелось ей помочь.

Мы, между прочим, тоже спрашивали у этой женщины, почему ей так хотелось помочь моей подруге.

Но она не могла этого объяснить, говорила она.

Действительно,

она не знала что нам ответить.

Квартира моей подруги было по-прежнему пуста, и молодая женщина предложила ей буфет, который когда-то принадлежал ее родителям.

С трудом молодая женщина дотащила этот буфет до квартиры моей подруги.

Пытаясь как-то усложнить задачу тем, кто собирался выселить мою подругу.

В тот же вечер моя подруга рассказала, что увидела своего умершего отца на буфете,

и впервые в ее жизни отец появился сам, без того чтобы она его вызывала.

Позже ночью

произошло событие еще более невероятное.

Ее мать пришла и ласково погладила мою подругу по лицу.

Через пару дней была установлена верхняя часть буфета, который принадлежал этой молодой женщине.

Назавтра моя подруга

увидела свою мать

на буфете,

который дала ей молодая женщина.

Все это время я продолжала неподвижно лежать дома.

Мы с моей подругой больше не общались напрямую.

Иногда до меня доходили новости через ее так называемого взрослого сына.

Сначала я попросила его больше не появляться из-за того странного ощущения, которое возникло у меня при общении с ним до катастрофы.

Но ему необходимо было поговорить,

говорить,

и, конечно, чтобы с ним тоже говорили.